И был длинный путь. Почему-то, его надо было пройти пешком: через рощу, через усталость, через студеный воздух осени. Отчего-то, на пути с ним говорила только женщина. Он отвечал охотно, несмотря на ту ненависть, что звенела льдом в ее журчащей речи. Узнал их имена и назвал свое. Рассказал о пожаре. Объяснил, что помнит письмо и науки, но забыл предыдущую жизнь.
Тогда Дана сказала, что его принимают в семью, что он может учится у нее, но не у Яра. Это было неправильно — он попытался объяснить. А она говорила, что мужчины не учат женщин, и боль сердца мешала ей понять. И было холодно, холодно, холодно.
Остановились на ночь. Яр не спал: бросал хворост в костер, казалось, разговаривал с пламенем. И Дана не спала: расщепила ветку, взяла фляги, ушла искать воду. И Аннит не спал: слишком холодно было на влажной траве.
Тогда Дана сказала, что его принимают в семью, что он может учится у нее, но не у Яра. Это было неправильно — он попытался объяснить. А она говорила, что мужчины не учат женщин, и боль сердца мешала ей понять. И было холодно, холодно, холодно.
Остановились на ночь. Яр не спал: бросал хворост в костер, казалось, разговаривал с пламенем. И Дана не спала: расщепила ветку, взяла фляги, ушла искать воду. И Аннит не спал: слишком холодно было на влажной траве.