воскресенье, 27 февраля 2011
Снилось.Снилось, что я безумно влюблен в поэта-диссидента. Я живу в большом, но одноэтажный деревянном доме, в теплом и влажном климате, видимо, в другой стране. Работаю техником — хожу по частным домам и вправляю мозги бытовым приборам: от утюгов до программируемых стиральных машин, сантехнике тоже. Со мной живет Арго и мой выросший младший брат, он музыкант.
С поэтом я знаком давно и лично, а влюблен — вот только. Я читаю один из его белых стихов, понимаю, что оно про него и меня. Ясные, как фото, встают перед глазами образы, возникают ощущения. Руки водят по спине, сухие и горячие, потом я снимаю с него саронг (да, блин саронг, я о них неделю думаю, вот и вылезло). И все карточки выше пояса, все прилично до безобразия. Сначала мне думается, что поэт влюблен в меня тоже. Потом начинает казаться, что он сунул меня в стих просто так, потому что все у него идет в дело и люди тоже.
Потом провожу профилактику чьего-то унитаза, и это совершенно не мешает возвышенным мыслям. Мне сладко, мне щемит, я не знаю куда себя деть. Мне хреново, потому что на взаимность надеяться не стоит. Мне стыдно перед Арго. Как я ей объясню, что взял тут и влюбился? Я же утверждал, что не умею. О стекло бокового окошка (ага, в туалете) начинают ударяться крупные капли, оставляя на нем стекающие голубоватые кляксы. Выбегаю на улицу: дождь оказывается невероятно теплым. Промокаю за полминуты, но мне хорошо.
В другой день мы семьей сидим за завтраком, и Арго читает мне литературную страничку в газете. Четыре строчки того же поэта, со сложной ритмовкой и неполной рифмой. Неправильно читает, и мне до жути обидно. Я прокручиваю его в голове раз, другой, выдаю правильный вариант вслух, и тут меня накрывает: стихов совершеннее я не слышал, да их и не может быть. А Арго говорит мне, что их поймали, поэта и еще двоих врагов государства. Ну и — газовая камера. Я не верю, не могу. И просыпаюсь.
Стихи, придуманные во сне, никогда нельзя вспомнить. А жалко.